Неточные совпадения
— Сколько лет
копил, берег, холил! — роптал он, — что я теперь делать буду! как без пушек буду править!
— Я начинаю уставать от напрасного ломания
копий за правду и иногда совсем развинчиваюсь.
— Нет, вы не хотите, может быть, встречаться со Стремовым? Пускай они с Алексеем Александровичем ломают
копья в комитете, это нас не касается. Но в свете это самый любезный человек, какого только я знаю, и страстный игрок в крокет. Вот вы увидите. И, несмотря на смешное его положение старого влюбленного в Лизу, надо видеть, как он выпутывается из этого смешного положения! Он очень мил. Сафо Штольц вы не знаете? Это новый, совсем новый тон.
Не угощай и не потчевай никого, а веди себя лучше так, чтобы тебя угощали, а больше всего береги и
копи копейку: эта вещь надежнее всего на свете.
Когда набралось денег до пяти рублей, он мешочек зашил и стал
копить в другой.
Если я вижу, что иной даже и порядочно живет, собирает и
копит деньгу, — не верю я и тому!
Отец, как видно, был сведущ только в совете
копить копейку, а сам накопил ее немного.
Нельзя, однако же, сказать, чтобы природа героя нашего была так сурова и черства и чувства его были до того притуплены, чтобы он не знал ни жалости, ни сострадания; он чувствовал и то и другое, он бы даже хотел помочь, но только, чтобы не заключалось это в значительной сумме, чтобы не трогать уже тех денег, которых положено было не трогать; словом, отцовское наставление: береги и
копи копейку — пошло впрок.
Будет, будет все поле с облогами [Облога — целина, пустошь.] и дорогами покрыто торчащими их белыми костями, щедро обмывшись козацкою их кровью и покрывшись разбитыми возами, расколотыми саблями и
копьями.
— А оттого, что позади его упрячется все войско, и уж черта с два из-за его пуза достанешь которого-нибудь
копьем!
Не успели оглянуться козаки, как уже увидели Степана Гуску, поднятого на четыре
копья.
А уж там подняли на
копье Метелыцю.
Двух уже шляхтичей поднял на
копье Дёгтяренко, да напал наконец на неподатливого третьего.
Нет, поднялась вся нация, ибо переполнилось терпение народа, — поднялась отмстить за посмеянье прав своих, за позорное унижение своих нравов, за оскорбление веры предков и святого обычая, за посрамление церквей, за бесчинства чужеземных панов, за угнетенье, за унию, за позорное владычество жидовства на христианской земле — за все, что
копило и сугубило с давних времен суровую ненависть козаков.
Поникнул он теперь головою, почуяв предсмертные муки, и тихо сказал: «Сдается мне, паны-браты, умираю хорошею смертью; семерых изрубил, девятерых
копьем исколол.
Но не выехали они еще из лесу, а уж неприятельская сила окружила со всех сторон лес, и меж деревьями везде показались всадники с саблями и
копьями.
Но не внимали ничему жестокие козаки и, поднимая
копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя.
А на Остапа уже наскочило вдруг шестеро; но не в добрый час, видно, наскочило: с одного полетела голова, другой перевернулся, отступивши; угодило
копьем в ребро третьего; четвертый был поотважней, уклонился головой от пули, и попала в конскую грудь горячая пуля, — вздыбился бешеный конь, грянулся о землю и задавил под собою всадника.
И много уже показал боярской богатырской удали: двух запорожцев разрубил надвое; Федора Коржа, доброго козака, опрокинул вместе с конем, выстрелил по коню и козака достал из-за коня
копьем; многим отнес головы и руки и повалил козака Кобиту, вогнавши ему пулю в висок.
Три смертельные раны достались ему: от
копья, от пули и от тяжелого палаша.
Но поздно подоспели козаки: уже успело ему углубиться под сердце
копье прежде, чем были отогнаны обступившие его враги.
В гневе иссек в капусту первого попавшегося, многих конников сбил с коней, доставши
копьем и конника и коня, пробрался к пушкарям и уже отбил одну пушку.
Не дали даже и стрельбы произвести; пошло дело на мечи да на
копья.
Разведаю во что бы то ни стало!» И через неделю уже очутился он в городе Умани, вооруженный, на коне, с
копьем, саблей, дорожной баклагой у седла, походным горшком с саламатой, пороховыми патронами, лошадиными путами и прочим снарядом.
На миг смешанно сверкнули пред ним головы,
копья, дым, блески огня, сучья с древесными листьями, мелькнувшие ему в самые очи.
Палашами и
копьями копали могилы; шапками, полами выносили землю; сложили честно козацкие тела и засыпали их свежею землею, чтобы не досталось во́ронам и хищным орлам выклевывать им очи.
За ними кольчужники, потом латники с
копьями, потом все в медных шапках, потом ехали особняком лучшие шляхтичи, каждый одетый по-своему.
— А
копить нельзя? На черный день откладывать? — спросил он, вдруг останавливаясь перед ней.
В это время из-за высоты, находившейся в полверсте от крепости, показались новые конные толпы, и вскоре степь усеялась множеством людей, вооруженных
копьями и сайдаками.
Один из них держал под шапкою лист бумаги; у другого на
копье воткнута была голова Юлая, которую, стряхнув, перекинул он к нам чрез частокол.
Чтоб не думать, он пошел к Варавке, спросил, не нужно ли помочь ему? Оказалось — нужно. Часа два он сидел за столом, снимая
копию с проекта договора Варавки с городской управой о постройке нового театра, писал и чутко вслушивался в тишину. Но все вокруг каменно молчало. Ни голосов, ни шороха шагов.
— Сам он стыдился
копить деньги и складывал их в сберегательную кассу по моей книжке. А когда мы поссорились…
Он говорил подсмеиваясь, подмигивая, а Самгин ждал момента, когда удобнее прервать ехидную болтовню,
копил резкие, уничтожающие слова и думал...
— Это парень предусмотрительно сам выдумал, — обратился он к Самгину, спрятав глаза в морщинах улыбки. — А Миша — достоверно деловой! Мы, стало быть, жалобу «Красному Кресту» втяпали — заплатите нам деньги, восемь сотен с излишком. «Крест» требует: документы! Мы — согласились, а Миша: нет, можно дать только
копии… Замечательно казенные хитрости понимает…
В стойках торчали ружья различных систем, шпаги, сабли, самострелы, мечи,
копья, кинжалы, стояли чучела лошадей, покрытых железом, а на хребтах лошадей возвышалась железная скорлупа рыцарей.
— Вы, Нифонт Иванович, ветхозаветный человек. А молодежь, разночинцы эти… не дремлют! У меня письмоводитель в шестом году наблудил что-то, арестовали. Парень — дельный и неглуп, готовился в университет. Ну, я его вызволил. А он, ежа ему за пазуху, сукину сыну, снял у меня
копию с одного документа да и продал ее заинтересованному лицу. Семь тысяч гонорара потерял я на этом деле. А дело-то было — беспроигрышное.
— Господа! Имею
копию потрясающе интересного документа: письмо московского градоначальника Рейнбота генералу Богдановичу.
Вера Петровна молчала, глядя в сторону, обмахивая лицо кружевным платком. Так молча она проводила его до решетки сада. Через десяток шагов он обернулся — мать еще стояла у решетки, держась за
копья обеими руками и вставив лицо между рук. Самгин почувствовал неприятный толчок в груди и вздохнул так, как будто все время задерживал дыхание. Он пошел дальше, соображая...
«Самгин смотрит на улицу с чердака и ждет своего дня,
копит силы, а дождется, выйдет на свет — тут все мы и ахнем!» Только они говорят, что ты очень самолюбив и скрытен.
Она
копит деньги, наверное, не ради только денег, а — для чего-то.
И — вздохнул, не без досады, — дом казался ему все более уютным, можно бы неплохо устроиться. Над широкой тахтой —
копия с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина в объятиях змеи, — Самгин усмехнулся, находя, что эта устрашающая картина вполне уместна над тахтой, забросанной множеством мягких подушек. Вспомнил чью-то фразу: «Женщины понимают только детали».
Так решительно, как будто он знал о договоре и мог снять
копию с него.
— Жарко. Вот так март. Продал держателю закладной. Можно бы взять тысяч сорок и даже с половиной, но, вот, посмотри-ка
копию закладной, какие в ней узелки завязаны.
— Вы не знаете: есть в продаже
копии с картины «Три богатыря»?
— Нет, он знает. Он мне показывал
копию секретного рапорта адмирала Чухнина, адмирал сообщает, что Севастополь — очаг политической пропаганды и что намерение разместить там запасных по обывательским квартирам — намерение несчастное, а может быть, и злоумышленное. Когда царю показали рапорт, он произнес только: «Трудно поверить».
Только что приехав в Подольск, Самгин пил чай в номере плохонькой гостиницы, просматривая
копии следственного производства по делу о поджоге.
Я обыгрывал сожителей в карты и
копил деньги.
Белые двери привели в небольшую комнату с окнами на улицу и в сад. Здесь жила женщина. В углу, в цветах, помещалось на мольберте большое зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами деревянный дракон. У стола — три глубоких кресла, за дверью — широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, — дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая
копия с картины Нестерова «У колдуна».
Ко всей деятельности, ко всей жизни Штольца прирастала с каждым днем еще чужая деятельность и жизнь: обстановив Ольгу цветами, обложив книгами, нотами и альбомами, Штольц успокоивался, полагая, что надолго наполнил досуги своей приятельницы, и шел работать или ехал осматривать какие-нибудь
копи, какое-нибудь образцовое имение, шел в круг людей, знакомиться, сталкиваться с новыми или замечательными лицами; потом возвращался к ней утомленный, сесть около ее рояля и отдохнуть под звуки ее голоса.
— Разве я другая душа для тебя, кум? Кажется, не раз служил тебе, и свидетелем бывал, и
копии… помнишь? Свинья ты этакая!